Главная » 2014»Август»18 » Скачать Художественная аксиология в романе Ф.М. Достоевского Идиот. Кузнецова, Евгения Викторовна бесплатно
10:26 PM
Скачать Художественная аксиология в романе Ф.М. Достоевского Идиот. Кузнецова, Евгения Викторовна бесплатно
Художественная аксиология в романе Ф.М. Достоевского "Идиот"
Диссертация
Автор: Кузнецова, Евгения Викторовна
Название: Художественная аксиология в романе Ф.М. Достоевского "Идиот"
Справка: Кузнецова, Евгения Викторовна. Художественная аксиология в романе Ф.М. Достоевского "Идиот" : диссертация кандидата филологических наук : 10.01.01 / Кузнецова Евгения Викторовна; [Место защиты: Магнитог. гос. ун-т] - Магнитогорск, 2009 - Количество страниц: 206 с. Магнитогорск, 2009 206 c. :
Объем: 206 стр.
Информация: Магнитогорск, 2009
Содержание:
ВВЕДЕНИЕ3
ГЛАВА 1 МЫШКИН И ЕГО ОКРУЖЕНИЕ: АКСИОЛОГИЧЕСКАЯ СОДЕРЖАТЕЛЬНОСТЬ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ19
11 Мышкин в общении: утверждение ценности24
12 Мышкин, Рогожин и Настасья Филипповна: несостоявшееся приобщение к идеалам50
13 Финансовая составляющая в художественной аксиологии романа "Идиот"74
ГЛАВА 2 СЕМЕЙНАЯ АКСИОЛОГИЯ В РОМАНЕ «ИДИОТ»104
21 Мышкин и дети: семейно-аксиологический опыт героя104
22 Епанчины и Иволгины в аспекте семейных ценностей130
23 Рогожины, Терентьевы и Лебедевы в аксиологическом аспекте153
Введение:
Выбор темы для настоящей диссертации был продиктован следующими соображениями.
Во-первых, сам объект исследования — роман Ф.М. Достоевского "Идиот" — является уникальным в своей непреходящей актуальности. Показательный к тому факт: на рубеже тысячелетий в течение всего лишь двух лет в России вышло целых два научных сборника, посвященных исключительно одному этому произведению. И названия сборников говорят сами за себя: "Роман Достоевского «Идиот»: Раздумья, проблемы" (Иваново, 1999); "Роман Ф.М. Достоевского "Идиот": современное состояние изучения" (Москва, 2001). В предисловии ко второму из этих сборников его составитель и редактор, Т.А. Касаткина, справедливо замечает: "Наука о Достоевском, как и всякая наука, подвержена неким собственным внутренним движениям, колебаниям, когда вдруг на первый план выходит что-то, привлекающее все большее и большее внимание, притягивающее к себе все большее и большее количество научных сил. Таким центром притяжения стал в последние годы роман «Идиот». Все возрастающее число работ посвящено именно этому «самому загадочному» из романов Достоевского, ему посвящаются секции в рамках ежегодных чтений и целые конференции" (85; с.З). Можно предполагать и даже с уверенностью утверждать, что дискуссии вокруг романа "Идиот" до сих пор не закрыты. Об этом же свидетельствуют и многочисленные критические научные отклики на современные работы, посвященные роману, в том числе опубликованные и в указанных сборниках. В частности, очень содержательной по охвату материала и справедливой по аргументации, по нашему мнению, является статья В.А. Свительского ""Сбились мы. Что делать нам!" (к сегодняшним прочтениям романа "Идиот")" (150). Можно поэтому рассчитывать на то, что наше диссертационное исследование найдет себе место в этой особой сфере достоевистики, в которой продолжают кипеть научные страсти.
Такой расчет оправдан и вторым фактором актуальности избранной нами темы — аксиологическим подходом к тексту романа. В.А. Свительский в финале упомянутой обзорной статьи объясняет феномен неутихающей полемики вокруг произведения Достоевского как раз с аксиологической точки зрения: "Почему в конце XX в. попал на перекресток полемик именно роман «Идиот», почему сегодня кажется «горячим» это произведение Достоевского? /./ Роман о князе Мышкине выдвинулся на первый план в наши дни потому, что в переходную эпоху наиболее актуальны вопросы о ценностях, об ориентирах, о границе между идеалами и идолами. И наша эпоха здесь перекликается с эпохой рубежа 60-70-х годов прошлого века" (150; с.228. Свительский имеет в виду XIX столетие. Здесь и далее курсив в цитатах повсюду, кроме специально оговариваемых случаев, мой - Е.К.).
В.А. Свительскому, безусловно, виднее, поскольку именно этот ученый стоял у истоков литературоведческой аксиологии в отечественной науке. Сама по себе эта особая методология является у нас относительно новой и потому заслуживает специального внимания.
Еще два десятилетия назад "аксиология" определялась как "учение о природе ценностей" (177; с.731). Затем она представляется уже особой научной дисциплиной: "АКСИОЛОГИЯ (греч. axia - ценность, logos - слово, учение) -философская дисциплина, занимающаяся исследованием ценностей как смысло-образующих оснований человеческого бытия, задающих направленность и мотивированность человеческой жизни, деятельности и конкретным деяниям и поступкам. /./ Обращение к проблемам А. оказалось /./ свидетельством завершения одной фазы философского развития и в то же время основой пере-структурации философского знания» (129; с. 17). То есть в этом качестве аксиология уже знаменует собой качественный переход философского знания из одной фазы развития в другую. В соответствии с этим появляется возможность использовать аксиологическую методологию в самых разных научных областях.
Г.П. Выжлецов в специальной монографии "Аксиология культуры" проследил возникновение и развитие этой отрасли знания в широком историческом и научном контексте. Начиная с конца XVIII века, сначала в философии и в эстетике, затем в социологии, экономике, литературоведении и других гуманитарных науках, - аксиология вступила в свои права и дала толчок к развитию этих наук, значительно расширяя их горизонты (подробнее: 42; с. 92-145). В нашей стране аксиология входила в обиход научной мысли «через культурологические анализы (С.С. Аверинцев, А.Я. Гуревич, Г.С. Кнабе, B.JI. Рабинович, A.M. Пятигорский, Г.С. Померанц и др.), психологию (Узнадзе и его школа), социологию (В.А. Ядов и его школа)» (129, с. 17). Некоторые приверженцы этой методологии ориентируются также на идеи П.А. Флоренского и М.М. Бахтина.
Однако до сих пор в определении масштабов аксиологической содержательности культуры и в понимании смыслового состава аксиологических категорий ученые не пришли к единому мнению. Обзор соответствующего материала содержится в диссертации Д.А. Абдуллиной, где находим убедительное для нас обобщение: "В многообразии подходов можно выделить две основные тенденции. Одна наглядно представлена в «московской школе» (условное обозначение), - например, в работах П. Гуревича, JI. Столовича. Другая проявляется в разработках «петербургской школы» — в трудах Г. Выжлецова и других специалистов. Первая тенденция сказывается в панаксаологизированпом понимании развития цивилизации и культуры, начиная с античных времен и до нашего времени. То есть получается, что аксиология была и царила всегда, по крайней мере в философии, как некое неявное измерение мысли. Вторую тенденцию можно видеть в различении специфических этапов развития человечества. Трем типам цивилизации (космогенной, техногенной и антропогенной) здесь соответствуют три этапа эволюции философского знания {онтологический, гносеологический и аксиологический). Последний — и высший, - согласно этим представлениям, можно числить лишь с середины 19 века, зато он раскрыт на перспективу" (1; с.5).
Как уже сказано выше, в отечественном литературоведении одним из первых широко использовал методологические возможности аксиологии воронежский ученый В.А. Свительский (148, 149). В последующее десятилетие аксиологический подход всё активнее разрабатывается филологами (см. в «Библиографическом списке» работы И.А. Анашкиной, И.А. Есаулова, Т.А. Касаткиной, И.К. Подковырова, А.С. Собенникова, А.В. Тоичкиной и др.). Специалисты разного профиля успешно объединяют свои усилия при изучении аксиологических проблем. Об этом свидетельствуют, например, материалы проводившейся в 2001 г. в Орске конференции на общую тему «Единство аксиологических основ культуры, филологии и педагогики» (68).
Аксиологическая методология в последние 15 лет осваивается и в Магнитогорске, что позволяет говорить о сложившейся на ее базе научной школе. Здесь подготовлены и успешно прошли защиту по соответствующей тематике три кандидатские диссертации (Т.С. Власкиной, Д.А. Абдуллиной и З.К. Сафар-галиной), а также докторская диссертация (В.Б. Петрова). Опыт этих и ряда других магнитогорских исследователей убедительно демонстрирует, что подход с использованием аксиологической методологии позволяет эффективно решать проблемы современного прочтения литературной классики. Благодаря чему это происходит и как именно «работает»?
Пояснения А.П. Власкина в одной из последних его работ уточняют исходные для нас установки: "Всякая методология достаточно условна; во многом это лишь инструментарий, угол зрения; это те мерки, с которыми мы к художественному явлению подходим, чтобы увидеть его по-новому. По идее, чем проще инструмент, тем он надежнее. Но бывает иначе: инструмент полезно иногда усложнить, чтобы работа с ним стала более конструктивна. Вот и аксиология — границы ее продуктивности достаточно узки, пока имеется в виду лишь один уровень интерпретации материала — ценностный. Ценности есть у каждого — человека или персонажа, - и ценности эти очень разные, как по природе своей, так и по статусу. Важно иметь в виду процессы переоценки ценностей. Но в этом едином — ценностном - измерении лишь на первое время интересно оставаться и ориентироваться. И сами разговоры о переоценки ценностей уже становятся расхожими. Как и разговоры о ценностях лишь одного какого—то рода - о православных, или буржуазных, или общечеловеческих. Мы выработали иное понимание аксиологического поля — как многоуровневой среды. При этом в первую очередь подразумевается принцип иерархии. Но дело не только в нем. Понятно, что ценности бывают слишком разные — от материальных до духовных. Важнее принцип их разной выраженности в психологии и поведении человека или персонажа. И потому имеет смысл использовать более общее понятие — аксиологические ориентиры. Одними человек руководствуется непосредственно; они - постоянные регуляторы его поведения, даже на уровне инстинктов. Их мы считаем аксиологическими нормами. Другие человек лишь имеет в виду, сознательно или подсознательно. Он к ним стремится и надеется их достичь. Это собственно ценности, причем любого рода. И наконец, ориентиры высшего порядка, далеко не каждому доступные, - это идеалы. Лишь немногие люди (а персонажи тем более, ибо наши классики — художники объективные и учителя строгие) оказываются способны жить в свете идеала, то есть руководствоваться тем, что вообще недоступно - «пока что» или даже «в принципе»" (37; с.57—58).
Обратим внимание, что А.П. Власкин имеет в виду преимущественно те аксиологические ориентиры, которые находят отражение в психологии и поведении персонажей. В то же время существует еще уровень аксиологических ориентиров самого писателя. Он составляет особое эстетическое измерение в произведении, что значительно усложняет общую картину художественной аксиологии. М.М. Бахтин учитывал эту сложность, когда указывал на формально-эстетическое единство произведения, которое образуется благодаря тому, что «ценностный контекст» автора — познавательно-этический и эстетически—актуальный - как бы обнимает, включает в себя «ценностный контекст» героя - этический и жизненно-актуальный (11; с.71—72).
Возможности аксиологического подхода позволяют учитывать и еще одно измерение - читательские ценностные ориентиры. Ведь читатели разных поколений и в разные эпохи ищут в литературе так называемые "актуальные контексты". И в этом аспекте, то есть на аксиологической основе, открываются новые перспективы для масштабных историко-функциональных исследований. Таким образом, аксиологический аспект исследования литературных явлений представляется как бы универсальным: он допускает углубленное рассмотрение как содержания, так и формы произведений, как авторской индивидуальности, так и тенденций читательского восприятия.
В едином исследовании учитывать всю обозначенную сложность "художественной аксиологии" и вести соответствующий комплексный анализ текстов, ничего не упуская из внимания (ни образный, ни авторский, ни читательский уровень), на наш взгляд, почти невозможно. Здесь у каждого свои предпочтения. Например, Т.С. Власкина при анализе текстов А.Н. Островского и М.Ю. Лермонтова сосредоточивалась на аксиологии персонажей (40, 41). В.Б. Петров, в свою очередь, делал акцент на авторской аксиологии, воплощенной в произведениях М.А. Булгакова. Он заметил: "В последнее десятилетие аксиологический подход, предполагающий рассмотрение явлений в соотнесенности с теми или иными ценностными категориями, /./ обретает все большее влияние на литературоведение (прежде всего, в связи с исследованием творческого наследия Ф. Достоевского, Л. Толстого А. Чехова). В стремлении исследовать многомерность, многоаспектность литературного процесса современное литературоведение все чаще обращает внимание на неразрывную связь аксиологии и художественного творчества. «Каждая литературная эпоха имеет свой аксиологический центр, к которому так или иначе сходятся основные пути художественного творчества» /цитата из работы Л.А. Трубиной/. Столь же определенно следует характеризовать ценностные установки отдельных художников, осмысление которых позволяет глубже понять их творческие искания, охарактеризовать масштаб их «художественных вселенных» и роль каждого из них в литературном процессе" (136; с. 38). То есть В.Б. Петрову оказывается близок подход В.А. Свительского, у которого в последнем сборнике работ внимание также акцентируется преимущественно на авторских аксиологических позициях (Тургенева, Достоевского и Толстого) (149).
Как будто по иронии судьбы, именно по этой линии в последние годы аксиология широко вошла в литературоведческую полемику, касающуюся романа "Идиот". В.А. Свительский в упоминавшейся критической статье констатировал, что "у интеллигенции идет период возвращения к вере праотцов, у специалистов — выяснение истинной роли христианского контекста в содержании классической литературы. Общая ситуация обусловливает и перехлесты неофитиче-ского энтузиазма, и неизбежные противоречия и крайности, когда желаемое часто выдается за действительное, мода опережает реальные обретения, новообращенные оказываются более правоверными, чем сам патриарх". В результате происходит "активное вовлечение Достоевского и его образов в созидание новой национальной мифологии, а это задача не для серьезной науки" (150; с.213, 217).
Критика В.А. Свительского направлена в адрес уже не отдельных исследователей, а целого направления в литературоведении. Многие почитатели Достоевского открыли для себя возможность полного совмещения авторской и читательской аксиологии в специфическом ее выражении - духовно-религиозном, а конкретнее — христианском (еще конкретнее - православном). Соответственно исследования не только публицистики, но и художественного творчества писателя ведутся с позиций преимущественно религиоведческих. И это касается не только изучения Достоевского: делаются попытки переосмысления русской классики с целью выявить в ней целостный духовно-религиозный контекст. Характерен в этой связи многотомный труд доктора богословия и филологических наук М.М. Дунаева «Православие и русская литература» (М., 2001-2004). В четырёх выпусках вышли и чисто филологические сборники «Христианство и русская литература» (ИРЛИ, Пушкинский дом), в трёх выпусках — «Евангельский текст в русской литературе 18-20 веков» (Петрозаводский университет). Таким образом, в науке составилась целая «школа». Один из ярких представителей этой школы, И.А. Есаулов, утверждает: «Даже в самых лучших современных трудах, рассматривающих феномен русской культуры, не учитывается в должной мере /./ система аксиологических координат, оказавшая воздействие, в частности, на поэтику русской литературы, а возможно, и определившая эту поэтику» (73, с. 381).
Главная претензия к этой школе может состоять в том, что в ней ощутим идеологический диктат, когда методология почти навязывается в качестве обязательной. Так выглядит, например, утверждение И.А. Есаулова: «По-видимому, литературовед, занимающийся русской литературой, вряд ли уже может — без ущерба для своих занятий - совершенно игнорировать действительный масштаб воздействия на отечественную словесность хотя бы доминантного для русской духовности православного фактора» (73, с.383). Сам этот исследователь в одной монографии берется интерпретировать большинство произведений русской классики в аспекте «соборности» (72), а в другой - в свете «пасхального архетипа» (74). Но если такая возможность и существует, то смысловое богатство произведений русской классики к одному аксиологическому уровню (в том числе религиозному) не должно сводиться.
Всё это имеет прямое отношение к интерпретациям романа "Идиот". Главная причина в том, что центральный герой произведения, князь Мышкин, был задуман Достоевским как воплощение образа "положительно прекрасного человека", а в ранних набросках обозначался как "Князь Христос". Это и провоцирует многих исследователей (представителей упомянутой выше школы "христианской аксиологии") выдвигать претензии к писателю по поводу будто бы кощунственной его попытки изобразить второе пришествие Христа на землю. Но даже и соглашаясь с тем, что герой в его окончательном воплощении у Достоевского - вовсе не Христос, интерпретаторы романа остаются придирчивы к нему. В то же время они ставят вопросы достаточно конструктивные, наглядно обозначающие актуальность новых обращений к изучению произведения. Например, Т.А. Касаткина отмечает: ".вспыхнувший интерес к роману не случаен, так как сейчас остро актуален вопрос о том, может ли самый «положительно прекрасный» человек устроить «рай на земле», если он только лишь «положительно прекрасный» человек! Может ли человек своими силами вытащить себя из болота и провала, в котором очутился в результате грехопадения, или своими попытками способен лишь сделать положение окончательно безнадежным? Кто виноват в безнадежности таких попыток: тот, кто их предпринимает, или равнодушные, недобрые, недостаточно самоотверженные окружающие? И так далее. Эти и подобные вопросы заставляют пристально вглядываться в структуру, характер, особенности текста романа в поисках интерпретации, адекватной авторскому замыслу" (85; с.3-4. — Курсив Касаткиной).
Заключительное для этого фрагмента соображение Т.А. Касаткиной совершенно справедливо. Но "пристально вглядываться" можно по-разному. Для наглядности приведу еще один фрагмент из процитированного предисловия, где Т.А. Касаткина высказывает свою "ключевую догадку": "Мне всегда зерном романа «Идиот» представлялся странный диалог, не могший не потрясти глубочайшим образом души молодого Достоевского, ибо происходил он, помимо всего прочего, за пять минут до того, как его должны были расстрелять. Кстати, думаю, именно потому, что и сам писатель осознавал этот диалог и этот свой предсмертный опыт как зерно романа, он его и вводит вместе со всей сценой казни в роман «Идиот» в скрытом виде. В романе князь так передает рассказ приговоренного к смерти: «Он умирал двадцати семи лет, здоровый и сильный; прощаясь с товарищами, он помнил, что одному из них задал довольно посторонний вопрос и даже очень заинтересовался ответом» (8; 52). О том, какой это был «посторонний» вопрос и заинтересовавший Достоевского ответ, мы узнаем из записки Львова о деле петрашевцев. Достоевский подходит к Спешневу с вопросом: «Мы будем там со Христом?» «Горсткой праха», — отвечает Спешнев. Это радикальное отрицание бытия Божия и утверждение окончательной смерти Христа: «Мы будем там горсткой праха, какой стал и Христос», - вот что услышал Достоевский накануне собственной казни" (85; с.5).
Здесь мы видим выразительный пример того, как желаемое выдается за действительное. Потому что, во-первых, упомянутый Касаткиной "странный диалог" происходил не только "за пять минут" до несостоявшейся казни писателя, но и за 20 лет до написания романа - слишком уж долго это "зерно" прорастало. А во-вторых, исследователь, на наш взгляд, напрасно ставит знак равенства между словами Мышкина и Спешнева. Достоевский, буквально "болевший" мыслями о Христе, явно не мог иметь в виду вопрос о Нём, когда вводил в рассказ Мышкина упоминание "довольно постороннего вопроса". Такими своими "догадками" Т.А. Касаткина (а вместе с нею и некоторые другие исследователи романа "Идиот") как раз и дает поводы В.А. Свительскому называть подобные изыскания "суемудрием красивенького сочинительства" (150; с.210). Он же по этому поводу очень кстати напоминает предупреждение авторитетного ученого, Ю.В. Манна: "Смысл художественного произведения вообще постигается не с помощью ключа (это было бы очень легкое занятие, благо каждое произведение может предоставить таких ключей с избытком), а из сопоставления всех его частей и компонентов, из их полифонического звучания» (150; с.219).
Вместе с тем, роман Достоевского "Идиот" очень сложен и явно рассчитан на то, чтобы читатель (а исследователь - тем более) многое почувствовал и обо многом действительно догадывался. Только догадки эти должны питаться художественным миром самого произведения. Можно надеяться, что выявление в этом мире сложного, многосоставного аксиологического измерения прояснит как авторский замысел романа, так и его художественное воплощение. Применительно к Достоевскому подобное исследование проведено пока что лишь на материале романа "Преступление и наказание" А.П. Власкиным, и его результаты отражены в основательной статье (37). Рассмотрение в таком же аспекте "Идиота", в свете особо обостренного научного интереса к этому произведению, представляется тем более актуальным.
Другой фактор актуальности нашего исследования связан с обращением к проблеме личности. Она также по-своему уникальна, потому что на первый взгляд не представляется актуальной: ведь проблему личности так или иначе затрагивают все исследователи, когда ведут речь о литературных героях любого произведения. И все-таки эта проблема не может считаться разработанной удовлетворительным образом в литературоведении и даже в философии. Это требует отдельного пояснения.
Те или иные "загадки человека" волновали философов и писателей, наверное, всегда, с доантичных времен. Но нам нет необходимости приводить здесь соответствующую историю вопроса, и перейдем сразу к XIX и XX векам. Д.С. Мережковский, оглядываясь назад, писал: "Личность будь для человека Высшим благом на земле," — учит Гёте, один из последних пророков Личности" (123; с.З). Можно предполагать, что философ при этом имел в виду тот факт, что в западной философии и особенно в литературе интерес к личности человека как таковой в XIX веке стал ослабляться. Причины этого явления проясняет, например, крупный мыслитель XX века Мартин Бубер в работе 1942 г. "Проблема человека ": "С незапамятных времен человек знает о себе, что он — предмет, достойный самого пристального внимания, но именно к этому предмету /./ он как раз и боится приступить. Порой он делает такую попытку, но уже вскоре, подавленный множеством возникающих здесь проблем, отступает /./ и либо пускается в размышления о всевозможных материях, за исключением человека, либо расчленяет этого человека, т.е. самого себя, на составные части, которыми удобно оперировать порознь, без особых хлопот и с минимальной ответственностью" (25; с. 158).
В отечественной философии и литературе было не так. В этой связи известный специалист по западной и русской литературе, Н.Я. Берковский, указывал: "Уже первые критики писали, что отношение русских писателей к действительности антропоцентрично, что русские сводят мир к человеку и упорно оценивают мир с человеческой точки зрения. Мы знаем, но не всегда сознаём, что в русском искусстве человеку принадлежит центр, нам кажется, что в искусстве всегда так бывает и иначе быть не может" (19; с.25). Однако отмеченный "антропоцентризм" русской культуры не обеспечивал явных успехов в разработке проблемы личности и даже единого подхода в ее постановке (обзор тенденций см. в лекциях М.А. Петровой — 137; их более подробное освещение содержится в ряде работ, представленных в нашем "Списке литературы", например — 51, 58, 63, 149). С некоторым неизбежным упрощением можно заметить, что основным пунктом расхождений был вопрос: молено ли понимать "личность" как ту или иную совокупность изначальных свойств человека, или она является некоторым необязательным итогом развития этих свойств?
Второй из этих вариантов понимания личности ярко представлен, в частности, в трудах Н.А. Бердяева. Для нас его мнение особенно весомо, поскольку этот философ во многом опирался на художественные прозрения Достоевского. По Бердяеву, "Ценность человека, человеческой личности выше исторических ценностей могущественного государства и национальности, цветущей цивилизации и пр., и пр." (17; с.10). И далее этот философ уточняет своё понимание личности как противоречивого сочетания ее возможностей: "Совершенное единство, целостность личности есть идеал человека. Личность самосозидается. Ни один человек не может про себя сказать, что он вполне личность. Личность есть категория аксиологическая, оценочная. Тут мы встречаемся с основным парадоксом существования личности. Личность должна себя созидать, обогащать /./ на протяжении всей своей жизни. Но для этого она должна уже быть. Должен изначально быть тот субъект, который призван себя созидать. Личность в начале пути, и она лишь в конце пути" (17; с. 13).
Общепризнано, что русские классики многое сделали для прояснения сущности человека, остро ставили и глубоко разрабатывали проблему личности. Особенно весомым был вклад таких "знатоков человеческих душ" и мастеров психологической прозы, как Толстой и Достоевский. Автор основательных монографий, посвященных художественному опыту обоих этих писателей, В.Д. Днепров, имел все основания утверждать: "Сложность человека /./ у Достоевского - не смутно прозреваемая множественность, не слитное богатство, она расчленена, структурно определена. Художник считает себя обязанным решить: из чего состоит эта сложность и как движутся ее элементы" (61; с.8). Однако что именно решил при этом художник? И насколько доступны его открытия нам, читателям?
А.П. Власкин подчеркивает неясность того, что нам до сих пор известно о разработке проблемы личности в творчестве Достоевского: "Концентрируем внимание: не человек вообще, но личность; не сама по себе, но лишь в представлении Достоевского, в творческом воплощении. «Личность» — это как будто конкретизация «человека», но с ней-то во многом и связан феномен загадочности. Неясен ее состав у Достоевского: охватывает личность все свойства человека, или составляет в нем некое ядро? Неясен сам статус личности. Возможна ли обезличенность человека? Что составляет динамику личности? Только ли рост, самосозидание характерны для нее, или возможны процессы деградации? Если существуют, по-Достоевскому, законы и условия этой динамики, то носят ли они сами личностный характер или имеют родовую природу, и значит, свойственны человеку вообще? Т.е. вопросов здесь сколько угодно. Правда, и ответов уже предлагалось не меньше. Повторю, что «проблему личности» в ее постановке у Достоевского исследовали многие — прямо или косвенно. Беда в том, что на любой убедительный ответ, на любую догадку - находится и опровержение. /./ С другой стороны, нельзя поддаваться соблазну и признавать пресловутую личность за некий мираж воображения Достоевского /./ Скорее, стоит лишний раз припомнить юношескую заявку писателя: «Человек есть тайна. Ее надо разгадать, и ежели будешь разгадывать ее всю жизнь, то не говори, что потерял время» (т.28, с.63)" (39; с.27-28).
Неутихающая критическая разноголосица вокруг романа "Идиот", о которой уже сказано нами выше, во многом связана как раз с тем, что в этом произведении особенно явно выразилось сложное "человековедение" Достоевского, приоткрылась разгадываемая писателем "тайна человека". В наибольшей степени это касается, конечно, личности центрального героя, князя Мышкина, но не только его одного. А если согласиться с Н.А. Бердяевым в том, что "личность есть категория аксиологическая" (см. выше), то, приступая к рассмотрению романа в аксиологическом аспекте, мы можем рассчитывать и на прояснение проблемы личности, как она Достоевским в произведении поставлена и разрабатывается.
Вышеизложенные соображения позволяют определить параметры диссертационного исследования следующим образом.
Актуальность работы обусловлена двумя взаимосвязанными факторами. Во-первых, роман Достоевского "Идиот" всегда вызывал живой интерес у читателей и критиков, а научная полемика вокруг него в последние годы даже обостряется. Во-вторых, аксиологический подход к интерпретации литературных произведений уже зарекомендовал себя в науке как продуктивный, однако требует дальнейшей апробации на более широком историко-литературном материале. Такой подход к тексту романа "Идиот" позволит представления о содержательности и художественном своеобразии произведения привести в соответствие с современным состоянием филологической науки, а также выправить отдельные искажения, допускаемые в трактовке его образной системы и общей авторской концепции.
Новизна работы в методологическом отношении обусловлена тем, что в ней впервые аксиологический подход апробируется на материале романа Достоевского "Идиот". В историко-литературном отношении это позволит по-новому понять своеобразие характера центрального героя и ряда других персонажей, авторскую концепцию произведения и в целом - выявить новое, аксиологическое измерение в его содержании.
Объектом исследования является роман Достоевского "Идиот" в сочетании с подготовительными материалами к нему и эпистолярными свидетельствами, имеющими отношение к истории создания этого произведения. Дополнительное внимание по ходу исследования будет уделено аллюзиям на другие произведения писателя для уточнения места романа "Идиот" в общем контексте художественных исканий Достоевского.
Предметом исследования является художественная аксиология как динамичная система ценностных ориентаций, обусловливающая в романе логику взаимоотношений персонажей и закономерности их индивидуальных судеб.
Цель исследования - раскрыть аксиологическую содержательность романа Достоевского "Идиот" и внести соответствующие коррективы в научные представления об авторской концепции отдельных образов и произведения в целом. Этой общей целью обусловлены следующие конкретные задачи:
1. Выявить в романе аксиологическую значимость общения в целом и сопоставить отношение к нему у центрального героя и персонажей ближайшего окружения.
2. Рассмотреть возможности ориентации на идеалы и приобщения к ним у персонажей первого плана — Мышкина, Рогожина и Настасьи Филипповны.
3. Определить статус денег в сопоставлении с другими аксиологическими ориентирами основных персонажей романа.
4. Проанализировать семейно-аксиологический опыт центрального героя и роль детского начала в характерах различных персонажей.
5. Провести сопоставительный анализ семейной аксиологии групповых образов — Епанчиных и Иволгиных.
6. Прояснить содержание семейной аксиологии Рогожиных, Терентьевых и Лебедевых.
Методология исследования базируется на идеях современных литературоведов - В.А. Свительского, Г.П. Выжлецова, А.П. Власкина, В.Б. Петрова, Д.А. Абдуллиной и др. - о значимости ценностных ориентаций в творческих исканиях писателей и содержательности аксиологического измерения в художественной ткани литературных произведений.
Методологическим основанием для исследования текста Достоевского является сочетание следующих аналитических методов:
1) проблемно-тематического (анализ тематики и проблематики произведений писателя в свете особенностей их миропонимания);
2) структурно-семантического (рассмотрение смыслового соотношения отдельных частей произведения, описанных в нём событий и образов в свете трансформации авторской концепции);
3) историко-литературного (исследование произведений писателя в контексте его творчества и исторического процесса).
В общем, комплексном виде в диссертации используется системный подход к анализу произведения в свете аксиологических понятий, который, в виду уже сказавшейся в последние годы продуктивности подобных исследований, претендует на статус особого, аксиологического метода интерпретации литературного произведения.
Тексты писателя цитируются по изданию: Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: В 30 т. — Л.: Наука, 1972—1990. При ссылках на него в тексте диссертации в скобках римскими цифрами указывается нумерация тома, арабскими - страницы.
